Динамические изменения, происходящие в развитии ребенка, определяются "социальной ситуацией развития" в данном возрасте, т. е. "исключительным, единственным и неповторимым отношением между ребенком и окружающей его действительностью, прежде всего социальной" (Выготский Л. С. Собр. соч.- М., 1984. Т. 4).

В семьях, где родители и некоторые другие родственники страдают алкоголизмом, ребенок с самого начала пребывает в неполноценной "социальной ситуации развития". Как правило, такие родители не могут обеспечить не только нормального воспитания своего ребенка, но и правильного ухода за ним. С первых дней жизни ребенок испытывает дефицит общения с матерью - первым и главным представителем социальной среды. Дефицит общения включает в себя недостаточность сенсорных, эмоциональных, речевых и других воздействий.

Поскольку ребенок еще лишен основных средств человеческого общения, в том числе и речи, все его контакты с окружающим могут осуществляться только через другого человека. Собственные возможности воздействия на предметы и людей у новорожденного крайне ограничены. И, пожалуй, воздействие на человека (крик, плач, двигательные акты, позже - гудение, лепет и т. п.) даже более доступно ему, чем воздействие на предмет. Адекватная реакция взрослого, удовлетворение возникшей у ребенка потребности затормаживают неблагоприятные проявления и стимулируют желательные и необходимые для дальнейшего развития.

Исключительное значение для развития имеет речевое воздействие на ребенка. Речь как средство общения, мышления предопределяет характер и интенсивность общего, психического и личностного развития. В связи с этим возможности нормального развития личности заключены в первую очередь в широких, интенсивных и адекватных воздействиях на ребенка, как правило, опосредованных речью.

Дети родителей, страдающих алкоголизмом, попадают в сферу неблагоприятных микросоциальных влияний, и в то же время они, как правило, имеют отклонения на биологическом уровне. Уже внутриутробное их развитие протекает ненормально из-за грубых нарушений матерью режима сна и бодрствования, питания, из-за употребления в период беременности алкоголя и т. п.

Данные исследований, проведенных на животных, существенно коррелируют с результатами изучения детей таких матерей: при антенатальном введении алкоголя у потомства ухудшается способность к обучению и запоминанию, в зависимости от дозировки потребляемого этилового спирта обнаружено резкое снижение (либо повышение) двигательной и эмоциональной активности; наблюдается задержка физического развития. У потомства животных, получавших этанол во время беременности, выявилась склонность к повышенному его потреблению.

С. Vaille отмечает, что у матерей, употреблявших алкоголь или наркотики во время беременности, дети рождались с признаками абстинентного синдрома.

Наиболее тяжелые последствия алкоголизма матери в форме так называемого фетального алкогольного синдрома плода встречаются с частотой от 1 до 3-4 случаев на 1000 родов. Он проявляется в умственном недоразвитии, множественных дисплазиях лица, суставов, гениталий, патологии внутренних органов, резком отставании в физическом развитии и других грубых психофизических нарушениях. Большую проблему представляют собой преждевременные роды у матерей-алкоголичек и перинатальная смертность детей.

Однако неблагоприятное влияние алкоголизма родителей на потомство не исчерпывается такими - наиболее тяжелыми - случаями. Даже у той части детей из семей больных алкоголизмом, у которой в раннем и дошкольном детстве развитие протекает относительно благополучно, позже - в младшем школьном и, особенно, в подростковом возрасте - со всей остротой встает проблема их школьной и общей социальной адаптации.

R. Famularo, К. Stone, С. Popper обнаружили у всех обследованных ими детей (до 13 лет), начавших злоупотреблять алкоголем, высокую наследственную отягощенность алкоголизмом. Аналогичные сведения сообщает Ян Мечирж [2], наблюдавший в течение 25 лет более 3000 подростков с признаками алкоголизма и асоциальным поведением, поступавших на лечение в специализированный противоалкогольный диспансер. Дети матерей-алкоголичек обнаруживают более низкие, чем у их нормально развивающихся сверстников, успехи в обучении, явные отклонения в познавательной сфере.

В конечном счете все проблемы детей этого контингента можно объединить в единую проблему их личностной адаптации в конкретных социальных условиях. В связи с этим чрезвычайно актуален вопрос психологической диагностики личностного развития этих детей.

Личность как социально-психологическая сущность человека проходит определенные этапы формирования. Наиболее адекватным направлением анализа личностного развития нам представляется изучение детей в сензитивные периоды, оценка степени сформированности и качества центрального возрастного новообразования каждого из этих периодов.

Психологическими методиками было обследовано 50 детей из семей, в которых один или оба родителя страдали хроническим алкоголизмом. Эти формы алкоголизма рассматривались нами как семейные, так как среди родственников обследованных детей в нескольких поколениях имели место случаи хронического алкоголизма.

Детям 1-4 лет предлагались доски Сегена, "коробка форм", пирамидки, разрезные картинки, называние и показ предметов по словесной инструкции, складывание фигур из палочек и др.; дети 4-8 лет выполняли классификацию, исключение 4-го лишнего, задания методики "Кубики Кооса", использовались также рассказы со скрытым смыслом, сюжетные картинки и другие общепринятые патопсихологические методики. Дети младшего школьного, предподросткового и подросткового возраста обследовались с помощью теста Векслера, патохарактерологического диагностического опросника (А. Е. Личко, 1976), методик "Самооценка", "Уровень притязаний", MMPI.

По возрасту дети были разделены на 4 группы: 1) от 1 года до 3-4 лет; 2) от 4-5 до 8-9 лет; 3) от 9-10 до 12-14 лет - по 10 чел. в каждой группе; 4) от 14 до 17 лет (20 чел.).

Наблюдение за детьми 1-й группы во время прогулок, занятий и игр, а также при обследовании позволило выявить значительное сходство в их поведении, взаимоотношениях, деятельности. Они легко вступали в контакт как со знакомыми, так и с незнакомыми детьми и взрослыми. В общении с окружающими характеризовались живостью, непосредственностью. Однако контакты, как правило, были поверхностными и кратковременными.

Их мимика поражала живостью и лабильностью: лицо как бы "играло" постоянно сменяющими друг друга выражениями. Не менее быстро менялось и настроение. Чаще приподнятое, оживленное, иногда благодушное, оно сменялось плачем, криком, угрюмостью, агрессией. Все это происходило на фоне повышенной двигательной активности. Однако, несмотря на быстроту, ловкость движений, их хаотичность и нецеленаправленность приводили к непродуктивности в играх, занятиях, к выраженным трудностям при выполнении действий по словесной инструкции.

Игры таких детей были примитивны - чаще в виде простого манипулирования предметами с быстро наступающим пресыщением. Из игрушек они предпочитали шумящие, гремящие, свистящие, любили бросать их, стучать ими, добиваясь шумового эффекта.

Как правило, они не проявляли никакого интереса к книгам, даже с яркими, крупными картинками, не могли, хотя бы короткое время, фиксировать внимание на одной и той же игрушке, картинке. В деятельности были импульсивны, нецеленаправленны, легко отвлекались и откликались на любые внешние раздражители. В то же время нередкими были проявления инертности психических процессов, "застревания" на одном и том же действии.

Навыки опрятности, самообслуживания не были сформированы ни у одного ребенка из этой возрастной группы. Большинство из них до 3-4 лет продолжали получать пищу из бутылок с сосками, сосали или грызли пустышки, игрушки, пальцы рук, ногти. Нередко отмечались кривляния, навязчивые движения, гримасы. При засыпании или утомлении наблюдались стереотипные движения: раскачивания из стороны в сторону, иногда в позе на коленях, перекатывание с боку на бок и т. п.

Общались с окружающими эти дети преимущественно жестами. У большинства до 2-2,5 лет, а у некоторых и позже, речь сохраняла характер лепетной. Около трех лет появлялись отдельные слова, имевшие аморфную структуру. Несформированной была как фонетико-фонематическая, так и лексико-грамматическая стороны речи. Это отчетливо проявлялось в самостоятельной речи детей.

Например, ребенку показывали картинку, на которой изображен медвежонок, спящий на диване. Задавали вопросы: "Что делает мишка?" - "Спать..."; "На чем он спит?" - "Кроватка"; "Чем накрыт мишка?" - "Кроватка..."

Понимание речи этими детьми ограничено конкретной ситуацией. Например, Коля Д. (3 г. 2 мес.) на просьбу показать домик (предъявлена картинка) подбегает к окну и показывает домик на игровой площадке во дворе яслей. Для него "домик" - это только тот конкретный домик во дворе, с которым он знаком. "Привязанность" слова к одному конкретному предмету свидетельствует о неусвоенности общего значения этого слова.

Другой пример: Ане Ч. (2 г. 5 мес.) показывают картинки с изображениями животных, просят назвать их. Четыре из десяти предъявленных картинок с животными она называет "словом" - "ми-и" (медведь, коза, корова, лошадь). В данном случае отнесенность слова к нескольким объектам также свидетельствует о диффузности его значения.

Пассивный словарь у обследованных детей был несколько шире, но и в нем обнаруживалась чрезмерная привязанность к конкретной ситуации. Лишь к трем-четырем годам у них начинала формироваться так называемая "автономная речь", т. е. тот критический этап в психическом развитии, который у нормально развивающихся детей соответствовал первому году жизни, у этих детей наступал лишь в 3-4 года.

"Автономная речь" использовалась ими для привлечения внимания, в лучшем случае - для называния, но не для обозначения предмета или явления. Она отражала эмоциональные состояния, потребности, желания этих детей, но не элементы суждений и умозаключений. Речевые восклицания свидетельствовали о реакции на непосредственно воспринимаемое в данный момент. В этой форме речи мы обнаруживаем спаенность эмоций и зарождающегося интеллекта с восприятием. Именно восприятие к концу этого возраста становится у обследованных нами детей центральной психической функцией, предопределяющей специфику их поведения, деятельности и общения. Все, что находится в поле зрения, все, что воспринимается, способно управлять таким ребенком, легко переключая его внимание с одного предмета на другой.

Но чем же объясняется поверхностность, нестойкость внимания, отсутствие стремления глубже познать каждую конкретную вещь, находящуюся в поле зрения? Вероятно, это связано с тем, что отставание в развитии эмоционально-волевой сферы не может компенсироваться речевой регуляцией и, наоборот, недостатки внимания широко проявляются в нарушениях познавательной деятельности.

Как видно из результатов психологического обследования, у детей, родившихся от алкоголиков, в 3-4 года еще крайне ограничены возможности словесного мышления. "Оно составляет как бы подчиненную часть восприятия ребенка".

Приведем пример из обследования Сережи М. (4 г.). Мальчику показывают картинку, на которой изображена девочка, укладывающая куклу в кроватку. Экспериментатор говорит: "Катя играет с куклой". Сережа подбегает к двери и, указывая на Катю, говорит: "Вот она". Сохраняющаяся лишь номинативная функция речи не позволяет ребенку абстрагироваться от конкретной ситуации, в которой он впервые познакомился с данным словом, и тем самым ограничивает возможности обобщения и осмысления этой ситуации в ее истинном значении.

У обследованных нами детей 3-4 лет имелись выраженные трудности и в элементарной классификации предметов. Они затруднялись при выделении из ряда изображенных на картинках предметов, животных, мебели, овощей.

Складывание простых разрезных картинок (из 2-3 частей) было возможно только при наличии в поле зрения образца, в отдельных случаях - только путем наложения на образец. Аналогичные результаты были получены и при складывании фигур из палочек, кубиков, простой мозаики. Слабо дифференцированы и представления о количестве, величине.

Отставание в развитии речи и мышления крайне ограничивает возможности выполнения обследованными детьми тех социальных требований, которые предъявляет общество к нормально развивающимся детям в возрасте 3-4 лет. Поэтому у них нередко наблюдаются примитивные, неадекватные возрасту и ситуации поведенческие реакции, квалифицируемые специалистами как истериформные.

Будучи ограничены в средствах общения и иного взаимодействия с окружающими их людьми, такие дети нередко отстаивают себя криком, плачем, агрессивными выходками или, наоборот, преувеличенной ласковостью, привязчивостью.

Конфликт, выражающийся в трудностях взаимопонимания между детьми и взрослыми, может быть разрешен только благодаря дальнейшему развитию речи как средства общения и мышления. И именно к 3-4 годам у обследованных детей возникает кризис, который свойствен нормально развивающимся детям первого года жизни. Он выражается в переходе от бессловесной к словесной форме общения через автономную речь. Но в то время как в норме ребенок к 3 годам начинает овладевать своими эмоциями, дети обследованного контингента вплоть до 6-7 лет находятся полностью в их власти.

Не случайно у детей 2-й возрастной группы (4-8 лет) нарастают признаки социальной дезадаптации. Наблюдения за ними в игровой ситуации показывают, что в смысловом и системном осознании действительности они резко отстают по уровню от нормально развивающихся сверстников. Они, как правило, дезорганизуют игру других детей 4-5 лет, уже способных к пониманию условности и принятию ролей. В 6-7 лет у них возникают трудности при участии в играх с правилами. Чрезмерная импульсивность, аффективная взрывчатость, безответственность не позволяют им завоевать симпатии сверстников и занять устойчивую позицию в коллективе.

В то же время именно с 4 до 6-7 лет у этих детей интенсивно развивается речь, возникает возможность элементарного обобщения и систематизации предметов, явлений. Поэтому предложенные задания, рассчитанные на их возраст ("классификация", "четвертый лишний", "последовательные картинки", рассказы со скрытым смыслом и др.), принципиально были доступны выполнению, но при большой организующей помощи обследующего.

У нормально развивающегося ребенка возможности самостоятельной организации внимания и деятельности после кризиса трех лет резко возрастают, хотя и не исчерпывают себя полностью. Именно к 3-4 годам у ребенка происходят такие изменения эмоционально-волевой сферы, которые позволяют ему выйти из-под влияния конкретной ситуации и руководствоваться отношениями с другими людьми.

Дошкольники не только знают, но и выполняют неписаный закон подчинения воспитателю и по его требованию идут спать или гулять, иногда - вопреки желаниям, вызываемым конкретной ситуацией (например, привлекательной игрушкой и т. п.). Обследованные же нами дети 4-8 лет, как правило, оставались во власти конкретной ситуации. Столкнувшись с трудностями при выполнении заданий, они легко отказывались продолжать занятия, отвлекались посторонними раздражителями.

Нецеленаправленность и слабость контроля были характерны для них почти во всех видах деятельности и поведения, а также во взаимоотношениях.

Психические функции этих детей продолжали развиваться достаточно независимо друг от друга, т. е. сохраняли характер непосредственных функций. Поэтому их действия и поступки часто осуществлялись по принципу "короткого замыкания": восприятие - эмоциональная реакция. Память, мышление, воля и другие звенья цепочки, через которые должен пройти эмоционально значимый стимул, не оказывали необходимого влияния на поведение. Лишь ретроспективно и под воздействием оценочных суждений окружающих такие дети могли осознать и высказать свое отношение к ситуации.

В основе слабости осознания причинно-следственных зависимостей, характерной для детей 4-8 лет, родители которых страдают алкоголизмом, вероятно, лежит недостаточность межфункциональных связей, с одной стороны, и нерасчлененность эмоционально-волевой сферы - с другой.

Эмоции продолжают "работать" только на потребности и желания такого ребенка. У его нормально развивающегося сверстника они становятся более дифференцированными и начинают отражать не только собственные потребности, но включают и понимание и учет потребностей и желаний окружающих его людей, в его сознании дифференцируются понятия "можно" и "нельзя", "хочу" и "надо".

В характеристиках детей рассматриваемой группы, даваемых педагогами, воспитателями, родственниками, нередки указания на случаи мелкого воровства уже в дошкольном возрасте. По сути своей эти случаи не могут расцениваться как асоциальные, так как в них нет элемента умышленности, полной осознанности и произвольности. Напротив, именно отсутствие осознания и произвольности и приводит к совершению таких действий, т. е. внешняя ситуация, действующая как побудительный механизм, не уравновешивается внутренними механизмами произвольной регуляции.

На первый взгляд может показаться, что эти дети отстают от нормы лишь по срокам и темпам развития, повторяя качественно те же этапы, которые прошли их нормально развивающиеся сверстники в более раннем возрасте. В действительности же это не так. И вступление в младший школьный возраст со всей очевидностью показывает, что необходимость адаптации к новой "социальной ситуации развития" способствует формированию своеобразных поведенческих реакций, качественно отличающихся от тех, которые свойственны дошкольникам и младшим школьникам, не имеющим проблем адаптации.

Жалобы, с которыми обращаются педагоги, реже - родители, воспитывающие и обучающие этих детей в 7-8-летнем возрасте, в первую очередь касаются их неусидчивости, невнимательности, нецеленаправленности, нежелания трудиться и т. п.

А при обследовании с помощью теста Векслера у них обнаруживаются отчетливые признаки социально-педагогической запущенности. Это проявляется в ограниченности словарного запаса, бедности знаний и сведений об окружающем мире, недостаточной усвоенности многих навыков (счет, чтение, письмо, рисование и др.). Хотя многие элементарные обобщающие понятия (животные, растения, транспорт, мебель и др.) усвоены ими, самостоятельно определить то или иное понятие они, как правило, не могут, заменяя обобщение конкретно-ситуационным объяснением. При неплохом непроизвольном внимании и запоминании включение этих функций в произвольную деятельность резко снижает продуктивность и качество результатов.

Изучение детей 9-12-летнего возраста с помощью патохарактерологического диагностического опросника (ПДО) А. Е. Личко (1982) выявило у них акцентуации характера с радикалом неустойчивости. Чаще это были гипертимно-, истероидно-, эпилептоидно-неустойчивые акцентуации характера.

При изучении притязаний и самооценки у большинства детей младшего школьного и предподросткового возраста выявились завышенные неадекватные притязания, слабая реакция на неудачу, отсутствие переживаний при неуспехе. Самооценка чаще была завышена и отражала собственную эгоцентрическую аффективную установку без учета мнений и оценок окружающих.

При анализе этих результатов в центре внимания оказываются взаимоотношения формирующейся личности с окружающими и отношение к себе. Эти взаимоотношения, как правило, неадекватны. Основным объяснением этого факта является специфика переживаний этих детей. Из характеристик педагогов, наших наблюдений и экспериментальных исследований становится очевидно, что их переживания поверхностны, неустойчивы и не оказывают существенного влияния на мотивационную, аффективную и интеллектуальную сферы, а следовательно, и на поведение в аналогичных ситуациях в будущем, т. е. переживания не становятся достоянием опыта и регулятором поведения.

Это связано с тем, что переживания этих детей в младшем школьном и предподростковом возрасте еще недостаточно осознаются ими. Не попадая в сферу сознания, они быстро забываются, поэтому дети редко задумываются о последствиях своих действий и поступков, не планируют и не прогнозируют их заранее.

В то же время в связи с отставанием в общем психическом и речевом развитии, с одной стороны, и достаточно высокими требованиями, связанными с обучением в школе, - с другой, ситуации неуспеха возникают у таких детей достаточно часто. Обычно в младшем школьном возрасте основным способом выхода из конфликтных ситуаций является "уход": прогулы занятий в школе, побеги из дома и т. п. Такой своеобразный протест против неадекватных требований среды к ребенку, неспособному выполнять эти требования в силу незрелости эмоционально-волевой и интеллектуальной сфер, к подростковому возрасту приобретает активный характер.

Профили структуры личности подростков (14-17 лет), полученные по результатам вопросника MMPI (Ф. Б. Березин и др., 1976), свидетельствуют о псевдокомпенсации осознаваемых отрицательных переживаний теми положительными, которые возникают у них при получении доступных удовольствий, как правило, асоциальным путем в асоциальных компаниях. Из 20 обследованных подростков 14 состояли на учете в наркологическом диспансере по поводу эпизодического либо систематического употребления алкоголя, веществ с наркотическим действием, в 4 случаях - по поводу наркомании, в 3 - хронического алкоголизма I-II стадии.

У большинства подростков этой возрастной группы отмечалось повышение профиля структуры личности на 4-й и 8-й шкалах (их условные названия, связанные с клинической природой данного опросника, соответственно: шкала психопатизации и аутизации). Конечно, ни о какой истинной аутизации в клиническом смысле этого слова не может быть и речи.

Высокая 9-я шкала - "отрицание тревоги" и низкая 0-я - "социальные контакты" свидетельствуют о широких, даже чрезмерных контактах с окружающими, активности и неразборчивости, поверхностности и безответственности в связях.

Эффект "аутизации" возникает из-за своеобразной изоляции от общества и его требований в рамках асоциальной микрогруппы, из-за противопоставления себя, своей компании обществу. Несостоятельность в выполнении многих социальных требований, например связанных с обучением в школе, приводит к психопатизации еще незрелой личности, т. е. к защите подростком себя от общественных требований антиобщественными проявлениями.

Социально приемлемые способы самоутверждения не усвоены такими подростками в силу эмоционально-волевой, интеллектуальной и личностной незрелости. Все социально значимое для этих подростков обесценивается как недоступное, недосягаемое. Притязания в любой социально значимой сфере, в том числе в учебной и трудовой деятельности, минимальны или даже полностью отсутствуют.

Экспериментальное изучение притязаний на учебном материале показало, что неудача в первом же выбранном задании не переживается такими подростками и приводит к безболезненному отказу от дальнейших усилий, сопровождаясь высказываниями: "А мне это неинтересно...", "Я не знаю и знать не хочу...", "Пусть отличники решают ваши задачи, а у меня есть другие дела" и т. п. Но поскольку возраст требует самоутверждения, изыскиваются доступные средства, основу которых составляют сила и обман, либо - еще большее притупление сознания путем алкоголизации, употребления наркотиков, токсических веществ.

И именно в подростковом возрасте, когда у нормально развивающихся подростков центральной линией формирования личности становится развитие самосознания, у некоторых подростков с признаками хронического алкоголизма, наркомании, политоксикомании начинается процесс деградации дисгармоничной личности, имеющей под собой незрелую основу.

Дисгармоничность такой личности проявляется в том, что в некоторых значимых для нее ситуациях, там, где высок уровень мотивации, она может в достаточной мере произвольно регулировать свое поведение. И асоциальная деятельность в этом случае может быть сложным, опосредованным процессом. Тем не менее она ограничена конкретной ситуацией, и ее субъект в полной мере не учитывает последствий ни для себя, ни для других.

Неразвитое самосознание не позволяет обследованным подросткам осознать единство "Я - общество" (то, что плохо для общества, в конечном счете, плохо и для меня). Своеобразной компенсацией незрелости самосознания служит повышенная внушаемость таких подростков и их склонность к подражанию асоциальным проявлениям, позволяющим быстро достигать желаемого эффекта. Еще Л. С. Выготский писал, что "слабость воли и недостаточность инициативы компенсируются внушаемостью и тенденцией к подражанию".

В связи с этим в психологической диагностике личностного развития детей при семейном алкоголизме главным вопросом является правильная квалификация их психического развития на ранних его этапах. В свою очередь в коррекционной работе с ними важнейшим моментом является интенсивное формирование речи как основы воли, чувств и мышления, как средства самостоятельного и активного познания окружающей действительности и управления своей деятельностью и поведением.

Автор: Г. В. Грибанова (Дефектология. 1988. № 1. С. 22-28).